Главная | Регистрация | Вход
Cекреты гейши
Меню сайта
Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 544
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Форма входа
Поиск
Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Архив записей
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • Назад

    – О! Мне стыдно! Мне очень стыдно!

    – Вы не должны стыдиться того, что отказали мне в ночлеге, – сказал Мусо. – Вы направили меня к той деревне, где со мной очень любезно обращались, и я благодарю вас за ту услугу.

    – Я не могу предоставлять ночлег человеку, – сказал отшельник в ответ, – и вовсе не из-за отказа я стыжусь. Я стыжусь только того, что вам пришлось увидеть меня в моем настоящем виде. Это я на ваших глазах прошлой ночью пожирал труп и жертвоприношения... Знайте, почтенный господин, что я – дзикининки[42] – поедатель человеческой плоти. Сжальтесь надо мной и позвольте рассказать вам о тайной ошибке, из-за которой я был обращен в это состояние.

    Давным-давно я был священником этой пустынной области. Не было никакого другого священника на много лиг вокруг. В то время тела умерших жителей гор приносились сюда – иногда издалека, – чтобы я мог исполнить по ним священную службу. Но я совершал службу и исполнял обряды только в корыстных целях. Я думал только о еде и одежде, которые моя священная профессия позволяла мне получать. И из-за этой эгоистичной неблагочестивости я был повторно рожден, сразу после моей смерти, в виде дзикининки. С тех пор я должен питаться трупами людей, которые умирают в этом районе: каждого из них я должен пожирать так, как вы видели прошлой ночью... Теперь, почтенный господин, позвольте мне попросить вас исполнить Сэгаки-службу[43] для меня. Прошу вас, помогите мне своими молитвами, чтобы я мог поскорее освободиться от столь ужасного существования.

    Как только отшельник произнес эту просьбу, он исчез. Хижина также исчезла в тот же самый момент. И Myсо Кокуси оказался в одиночестве, на коленях в высокой траве, около древней и обросшей мхом могилы, имевшей форму, называемую го-рин-иси[44], которая, вероятно, была могилой священника.

    Мудзина

    На дороге Акасака, в Токио, есть откос под названием Кии-но-куни-дзака, что означает "Откос провинции Кии". Неизвестно, почему он так называется. На одной стороне этого откоса можно увидеть древний ров, глубокий и очень широкий, с высокими зелеными краями, поднимающимися до места, где начинаются сады; с другой стороны дороги простираются длинные и высокие стены императорского дворца. Эта местность после наступления темноты была очень пустынна. Запоздалые пешеходы предпочитали совершать большой путь в обход, чем в одиночестве после заката идти около горы Кии-но-куни-дзака. Все это из-за мудзины, который имел обыкновение прогуливаться там[45].

    Последним человеком, который видел мудзину, был старый торговец из квартала Кеба-си. Он и рассказал следующую историю.

    Однажды поздно ночью, он быстро шел около Кии-но-куни-дзака и заметил женщину, сидевшую надо рвом в полном одиночестве и горько плакавшую. Боясь, что она собирается утопиться, он остановился, чтобы предложить ей посильную помощь или утешение. Женщина была хрупкой и изящной, в красивой одежде, с волосами, уложенными, как у молодой девушки из хорошей семьи.

    – О-дзоту[46], – воскликнул он, приближаясь к ней, – О-дзоту, не плачьте так!.. Расскажите мне, что вас расстроило, и если возможно помочь вам, мне доставит удовольствие это сделать.

    Он говорил искренне, так как был очень добрым человеком. Но она продолжала плакать, заслоняя лицо длинным рукавом.

    – О-дзоту, – снова сказал он как можно мягче, – пожалуйста, послушайте меня!.. Не подобает быть в таком месте ночью одной молодой девушке! Не плачьте, я умоляю вас! Только скажите мне, как я могу помочь вам!

    Она медленно поднялась, но, повернувшись к нему спиной, продолжала стонать и рыдать в рукав. Он положил руку на ее плечо и попросил:

    – О-дзоту! О-дзоту! О-дзоту! Прислушайтесь к моим словам хотя бы на мгновенье! О-дзоту! О-дзоту!

    И тогда эта О-дзоту повернулась к нему, опустила рукав и провела по лицу рукой. Торговец увидел, что у нее не было глаз, носа и рта. Он закричал и убежал[47].

    Он бежал и бежал от Кии-но-куни-дза-ка. Перед ним была тьма и пустота. Он все бежал и бежал, не осмеливаясь оглянуться назад. Наконец вдали он увидел отблеск фонаря, напоминавший свет светлячка, и направился к нему. Оказалось, что это был всего лишь фонарь странствующего торговца собой[48], который поставил свою палатку на обочине. Но любой свет и любой человек были хороши после того, что старик пережил. Он бросился в ноги торговцу, крича:

    – Ах! А-а!! А-а!!!

    – Корэ! Корэ![49] – грубо прикрикнул торговец. – Эй, что с вами? Вас кто-то ранил?

    – Нет, никто меня не ранил, – задыхаясь, сказал тот, – только... Ах! А-а!

    – Вас просто напугали? – уточнял торговец. – Грабители?

    – Не грабители, не грабители, – задыхался испуганный человек. – Я видел... я видел женщину около рва, и она показала мне... Ах! Я не могу сказать вам, что она показала мне!

    – Хэ[50]! То, что она показала вам, было чем-то вроде ЭТОГО? – закричал торговец, поглаживая свое лицо, которое тоже стало похоже на яйцо... И в тот же момент погас свет.

    Рокуро-Куби

    Почти шестьсот лет назад жил самурай по имени Исогаи Хэидадзаэмон Такэцура, который служил господину Кикудзи из Кюсю. Этот Исогаи унаследовал от многих воинственных предков прирожденную способность к военному ремеслу и невероятную силу. Еще будучи мальчиком, он превзошел своих преподавателей в искусстве фехтования, в стрельбе из лука и во владении копьем и проявил себя как смелый и искусный солдат. Впоследствии, во время войны Эикё[51], он столь отличился, что удостоился высоких почестей. Но когда дом Кикудзи пришел в упадок, Исогаи оказался без хозяина. Он мог бы легко поступить на службу к другому дайме, но поскольку никогда не искал собственной пользы, а его сердце осталось верным прежнему господину, предпочел порвать с миром. Поэтому он обрезал волосы и стал странствующим священником, приняв буддистское имя Кваирё.

    Но под коромо[52] священника у Кваирё не перестало биться сердце самурая. Как прежде он смеялся над риском, так и теперь презирал опасность. В любую погоду и в любое время года он путешествовал, проповедуя благой Закон в тех местах, куда не посмел бы пойти ни один священник. Ведь тот век был веком насилия и хаоса. На больших дорогах одинокому путешественнику всегда грозила опасность, даже если он был священником.

    В ходе своей первой дальней поездки Кваирё посетил провинцию Каи[53]. Однажды вечером, когда он странствовал по гористой части этой провинции, темнота застигла его в очень пустынном районе, далеко от какой-либо деревни. Поэтому он решил провести ночь под открытым небом и нашел подходящее место, покрытое травой, на обочине. Он лег и приготовился спать. Он всегда приветствовал неудобства, и даже голая скала была для него хорошей кроватью, когда нельзя было найти ничего лучшего, а корень сосны служил ему превосходной подушкой. Его тело было словно из железа, и его никогда не беспокоили роса, дождь, мороз или снег.

    Едва он прилег, на дороге появился человек, который нес топор и большую вязанку дров. Дровосек приостановился, посмотрел на лежащего Кваирё и, немного помолчав, сказал с удивлением:

    – Что же вы за человек, добрый господин, если один осмеливаетесь ложиться в таком месте? Здесь бродят привидения, много привидений. Разве вы не боитесь Волосатых Тварей?

    – Мой друг, – бодро ответил Кваирё, – я только странствующий священник, "Гость облака и воды", как люди называют это, "Ун-суи-но-рёкаку"[54]. И я не меньше, чем остальные, боюсь Волосатых Тварей, если вы имеете в виду духа-лису или духа-барсука или других подобных существ. Что касается уединенных мест, то мне они нравятся: подходят для медитации. Я приучен к сну на свежем воздухе и научился никогда не бояться за свою жизнь.

    – Вы, должно быть, действительно храбрый человек, господин священник, – ответил дровосек, – если легли здесь! У этого места плохое название, очень плохое название. Но, поскольку есть пословица "Кунси аяюки ни тикаёрадзу" ("хороший человек понапрасну не подвергает себя опасности"), я должен сообщить вам, господин, что спать здесь очень опасно. Поэтому, хотя мой дом – всего лишь убогая хижина, позвольте мне пригласить вас к себе. Что касается пищи, у меня нет ничего, чтобы предложить вам. Но есть, по крайней мере, крыша над головой, и вы можете безопасно переночевать в моем доме. Он говорил искренне, и Кваирё, которому пришелся по душе любезный тон дровосека, принял его скромное предложение. Дровосек повел его по узкой дорожке. Это была неровная и опасная дорожка, идущая иногда вдоль края пропасти, иногда покрытая скользкими корнями, иногда изгибавшаяся вокруг неровной скалы. Но, наконец, Кваирё оказался на ровном месте наверху холма; на небе сияла полная луна. Он увидел перед собой небольшой, с соломенной крышей дом, хорошо освещенный изнутри. Дровосек подвел его к навесу в задней части дома, куда по бамбуковым трубам была проведена вода от находящегося невдалеке потока. Они оба вымыли ноги. За навесом виднелся сад, дальше чернели кедровая роща и бамбуковые заросли. За деревьями поблескивал и переливался в лунном свете подобно длинной белой одежде поток, стекавший откуда-то сверху.

    Когда Кваирё вошел в дом со своим проводником, он увидел четверых его обитателей – мужчин и женщин, которые грели руки у небольшого огня, разожженного в ро[55] главной комнаты. Они низко поклонились священнику и почтительно поприветствовали его. Кваирё задался вопросом, как такие бедные и живущие в таком уединении люди могут знать вежливые формы приветствия. "Они хорошие люди, – думал он про себя, – и их, должно быть, научил кто-то, кто хорошо знаком с правилами приличия". Затем, повернувшись к арудзи, или хозяину дома, как другие назвали его, Кваирё сказал:

    – По любезности вашей речи и по весьма обходительному приему, оказанному мне вашими домочадцами, я могу предположить, что вы не всегда были дровосеком. Может, прежде вы принадлежали к одному из более высоких классов?

    Улыбнувшись, дровосек ответил:

    – Господин, вы не ошибаетесь. Хотя теперь я живу так, как вы сами видите, раньше я был другим человеком. Моя история – это история жизни, которая потерпела крах из-за моей собственной ошибки. Мне приходилось служить одному дайме. На той службе я занимал не последнее место. Но я слишком любил женщин и вино и под влиянием страсти поступал безнравственно. Мой эгоизм привел к падению нашего дома и послужил причиной смерти многих людей. Возмездие следовало за мной, и я долгое время скитался. Теперь я часто молюсь, чтобы мне была дана возможность искупить то зло, которое я совершил, и восстановить могущество старого рода. Но я боюсь, что у меня никогда не будет такой возможности. Однако я пытаюсь преодолеть карму своих ошибок искренним раскаянием и тем, что всеми силами помогаю несчастным.

    Кваирё порадовали эти слова арудзи, свидетельствовавшие о его добрых намерениях, и он сказал ему:

    – Мой друг, мне приходилось наблюдать, как человек, склонный к легкомыслию в юности, в последующие годы становился образцом в отношении правильного образа жизни. В священных сутрах написано, что самые упорные в злых проступках могут стать, если захотят, самыми упорными в совершении добра. Я не сомневаюсь, что у вас доброе сердце, и я надеюсь, что вас ожидает лучшая судьба. Сегодня ночью я прочитаю сутры ради вашего блага и буду молиться, чтобы вы получили силу для преодоления кармы прошлых ошибок.

    Пообещав это, Кваирё пожелал арудзи доброй ночи. Ему показали очень маленькую боковую комнату, где для него была приготовлена кровать. Затем все, кроме священника, отправились спать, а он при свете бумажного фонаря стал читать сутры. До позднего времени Кваирё продолжал читать и молиться, затем он открыл небольшое окно в своей маленькой спальне, чтобы взглянуть на пейзаж, прежде чем ложиться. Ночь была красива. На небе было ни облачка. Не было ветра, и под ярким лунным светом листва отбрасывала резкие черные тени. В саду блестела роса. Пронзительные звуки сверчков создавали похожий на музыку шум. С наступлением ночи усилился звук соседнего каскада. Кваирё почувствовал жажду, слушая шум воды. Помня о бамбуковом водопроводе в задней части дома, он решил, что может пойти туда и напиться, не беспокоя сон никого из домашних. Очень мягко он раздвинул ширмы, которые отделяли его комнату от главного помещения. И при свете фонаря увидел пять обезглавленных тел!

    Какой-то миг он стоял в изумлении, думая, что здесь было совершено преступление. Но тут же заметил, что в комнате не было ни капли крови и что безголовые шеи не выглядели так, будто от них отрезали головы. Тогда он подумал про себя: "Или это обман зрения, вызванный духами, или я попал в жилище рокуро-куби[56]. В книге Сосинки[57] написано, что, если кто-то находит тело рокуро-куби без головы и переносит тело в другое место, голова не сможет снова присоединиться к шее. Книга дальше говорит, что, когда голова возвращается и обнаруживает, что тела нет, она трижды ударяется об пол, отскакивая, как мяч, часто дышит, как при сильном испуге, и затем умирает. Итак, если они – рокуро-куби, это не предвещает мне ничего хорошего, поэтому я поступлю в соответствии с тем, что написано в книге".

    Он подхватил тело арудзи за ноги, оттащил его к окну и вытолкнул наружу. Затем он подошел к задней двери, которая оказалась заперта, и, поразмыслив, предположил, что головы покинули дом через дымовое отверстие в крыше, которое оставалось открытым. Тихо отворив дверь, он вышел в сад и направился в рощу, которая была за садом. Он слышал голоса, долетавшие до него из рощи, и пошел в их направлении, крадучись от одной тени до другой, пока не нашел хорошего укрытия. Затем, выглянув из-за ствола, он увидел головы – все пять, которые порхали в воздухе и разговаривали между собой. Они поедали червей и насекомых, которых находили на земле или на деревьях. Затем голова арудзи прекратила есть и сказала:

    – О, этот странствующий священник, который пришел сегодня вечером! У него такое упитанное тело! Если мы съедим его, то отлично набьем животы. Я глупо поступил, разговаривая с ним: это побудило его читать сутры по моей душе! Приближаться к нему, пока он их читал, было бы опасно. Мы не можем прикоснуться к нему, пока он молится. Но поскольку теперь уже почти утро, он, вероятно, уже, заснул. Пусть кто-нибудь из вас пойдет в дом и посмотрит, что он делает.

    Другая голова – голова молодой женщины – тотчас поднялась и, как летучая мышь, запорхала к дому. Через несколько минут она возвратилась и хрипло закричала испуганным голосом:

    – Этого странствующего священника нет в доме, он ушел! Но это не самое худшее. Он забрал тело нашего арудзи, и я не знаю, куда он его дел.

    Услышав это, голова арудзи, которая была хорошо видна в лунном свете, приняла ужасное выражение: глаза выпучились, волосы ощетинились, зубы заскрежетали. Затем из ее губ вырвался крик, и, плача от гнева, она воскликнула:

    – Если мое тело забрали, я не смогу воссоединиться с ним! Теперь я должен умереть! И все из-за этого священника! Но прежде, чем я умру, я доберусь до этого священника! Я разорву его! Я пожру его! Вон он – за тем деревом! Он прячется за тем деревом! Смотрите! Жирный трус!

    В тот же момент голова арудзи с четырьмя другими головами запрыгала к Кваирё. Но мужественный священник уже вооружился дубинкой, сломав молодое дерево. Этой дубинкой он принялся колотить по головам, как только они приблизились, нанося мощные удары. Четыре головы сбежали. Но голова арудзи, получая все новые и новые удары, в отчаянии продолжала нападать на священника и, наконец, вцепилась в левый рукав его одежды. Кваирё, однако, быстро схватил голову за волосы и несколько раз ударил ее. Не ослабляя хватки, она протяжно застонала и затем прекратила борьбу. Она была мертва. Но ее зубы все еще держали рукав. Даже собрав все силы, Кваирё не мог разжать челюсти.

    С головой, все еще болтавшейся на его рукаве, он возвратился домой и там обнаружил остальных четырех рокуро-куби, сидевших вместе на корточках; их побитые и кровоточащие головы уже присоединились к телам. Но когда рокуро-куби почувствовали его приближение, все они закричали:

    – Священник! Священник! – и сбежали через другую дверь в лес.

    На востоке небо прояснялось. Начинался рассвет. Кваирё знал, что сила гоблинов ограничивалась часами темноты. Он смотрел на голову, которая уцепилась за его рукав. Ее лицо было испачкано кровью, пеной и глиной. Он громко засмеялся, подумав про себя: "Какой миягэ[58]! – голова гоблина!" Затем, собрав свои немногие вещи, он неторопливо спустился с горы, чтобы продолжить свой путь.

    Прибыв в Суву, что в Синано[59], он торжественно зашагал по главной улице с головой, висящей на его локте. При виде этого какая-то женщина упала в обморок, дети закричали и разбежались. Началась большая давка и шум, пока торитэ (в то время так назывались чиновники, следившие за порядком) не схватили священника и не отвели его в тюрьму. Они предположили, что та голова была головой убитого человека, который в момент смерти схватился зубами за рукав убийцы. Что касается Кваирё, он только улыбнулся и ничего не говорил, когда они допрашивали его. Итак, проведя ночь в тюрьме, он предстал перед судьями того района. Ему приказали объяснить, как он, священник, был обнаружен с головой человека, вцепившейся в его рукав, и почему он смел так бесстыдно демонстрировать свое преступление людям.

    Кваирё в ответ лишь громко расхохотался и затем сказал:

    – Господа, я не вешал эту голову на свой рукав. Она сама вцепилась в него – против моего желания. И я не совершил никакого преступления. Прежде всего, это голова не человека, а гоблина. И если я послужил причиной смерти гоблина, то я не делал этого, чтобы просто пролить кровь, но из предосторожности, ради собственной безопасности.

    Он рассказал о своем приключении, взрываясь смехом при воспоминании о схватке с пятью головами.

    Но судьи не смеялись. Они считали, что он был закоренелым преступником и своей историей оскорблял их рассудок. Поэтому, отказавшись от дальнейшего допроса, они решили приговорить его к немедленной казни, – все, кроме одного старика. Этот пожилой судья не сделал ни одного замечания во время суда, но, услышав мнение коллег, поднялся и сказал:

    – Давайте сначала тщательно осмотрим голову, так как мы этого так и не сделали. Если священник говорит правду, сама голова должна об этом свидетельствовать. Принесите голову сюда!

    Голова, все еще цеплявшаяся зубами за коромо, который был снят с плеч Кваирё, была помещена перед судьями. Старик повернул ее, тщательно осмотрел и обнаружил на затылке несколько странных красных отметин. Он обратил внимание коллег на это, а также на то, что края не имели следов, которые могли бы быть нанесены оружием. Напротив, края были гладкими, как края линии, по которой упавший лист отделяется от стебля.

    – Я уверен, что священник сказал нам правду, – сказал старый судья. – Это голова рокуро-куби. В книге "Нан-хо-и-буцу-си" написано, что красные отметины всегда можно обнаружить на затылке настоящего рокуро-куби. Вот эти отметины: вы сами видите, что они не были нанесены краской. Кроме того, известно, что такие существа с древности живут в горах провинции Каи. Но вы, господин, – воскликнул он, обращаясь к Кваирё, – что вы за мужественный человек? Вы проявили большую храбрость, которой обладают лишь немногие священники; у вас дух солдата, а не священника. Возможно, вы когда-то были самураем?

    – Ваше предположение справедливо, господин, – ответил Кваирё. – Перед тем как стать священником, я долгое время был военным и те дни не боялся ни человека, ни злого духа. Мое имя тогда было Исогаи Хэидадзаэмона Такэцура из Кюсю. Среди вас могут быть те, кто помнит его.

    При упоминании этого имени в зале суда послышались голоса восхищения, так как среди присутствовавших было много тех, кто помнил его. Кваирё немедленно очутился среди друзей, а не судей, друзей, стремившихся выразить свое восхищение братской заботой. С почестями они проводили священника к резиденции дайме, который приветствовал его, угостил и одарил ценным подарком перед отбытием. Когда Кваирё покинул Суву, он был так счастлив, как только может быть счастлив священник в этом преходящем мире. Что касается головы, он взял ее с собой, шутливо утверждая, что собирается использовать ее в качестве миягэ.

    Через день или два после ухода из Сувы, Кваирё повстречался с грабителем, который остановил его в уединенном месте и потребовал, чтобы он разделся. Кваирё снял коромо и отдал его грабителю, который сразу заметил то, что висело на рукаве. Разбойник, хотя и не был трусом, испугался: он выпустил из рук одежду и отшатнулся. Затем он закричал:

    – Вы! Что вы за священник? Вы еще худший человек, чем я! Да, я убивал людей, но я никогда не разгуливал с головой на рукаве. Хорошо, господин священник, я полагаю, что мы похожи друг на друга, и хочу сказать, что я восхищаюсь вами! Эта голова могла бы принести мне пользу, я мог бы пугать ею людей. Вы продадите мне ее? Вы можете взять мою одежду в обмен на ваш коромо, и я дам вам пять рё за эту голову.

    Кваирё ответил:

    – Я позволю вам взять голову и одежду, если так вы настаиваете, но я должен сообщить вам, что это не человеческая голова. Это голова гоблина. Поэтому, если вы купите ее и у вас впоследствии случится неприятность, пожалуйста, знайте, что я не обманул вас.

    – Какой вы интересный священник! – воскликнул грабитель. – Вы убиваете людей и еще шутите над этим! Но я действительно настроен серьезно. Вот моя одежда, вот мои деньги. Теперь дайте мне голову... А почему вы так шутите?

    – Берите, – сказал Кваирё. – Я не шутил. Единственная шутка в том – если по этому поводу вообще можно шутить, – что вы оказались настолько глупым, что за хорошие деньги купили голову гоблина.

    И Кваирё, громко рассмеявшись, отправился дальше.

    Таким образом, грабитель получил голову и коромо. Некоторое время на большой дороге он притворялся священником. Но, попав в окрестности Сувы, он узнал истинную историю головы и испугался, что дух рокуро-куби может принести ему неприятности. Поэтому он решил отнести голову туда, откуда она была взята, и похоронить ее вместе с телом. Он нашел путь к одинокому дому в горах Каи, но там уже никого не было, и он не смог обнаружить тело. Поэтому он похоронил голову отдельно, в роще позади дома, соорудил надгробную плиту на могиле и заказал Сэгаки-службу от имени духа рокуро-куби. И еще до недавних пор встречались люди, которые видели эту плиту.

    Секрет мертвеца

    Давным-давно в провинции Тамба[60] жил богатый торговец по имени Инамурая Гэнсукэ. У него была дочь по имени О-Соно. Поскольку она была очень умна и прекрасна, он посчитал, что ей будет недостаточно того обучения, которое могут дать ей местные преподаватели, и послал ее, в сопровождении нескольких преданных слуг, в Киото, где она могла получить образование, которое получали молодые девушки столицы. Окончив обучение, она вышла замуж за друга семьи ее отца – торговца по имени Нагарая. Она жила с ним счастливо почти четыре года, и у них родился ребенок. Но О-Соно заболела и умерла на четвертом году их совместной жизни.

    Ночью после похорон О-Соно ее маленький сын сказал, что его мама вернулась и была в комнате наверху. Она улыбнулась ему, но не стала говорить с ним, поэтому он испугался и убежал. Тогда несколько членов семьи пошли наверх в комнату, которая принадлежала О-Соно. Они были поражены, увидев при свете маленькой лампады, которая была зажжена перед алтарем в той комнате, фигуру умершей. Она явилась им, стоящая перед танцу, или комодом, в котором все еще находились ее украшения и одежда. Ее голова и плечи были отчетливо различимы, но ниже талии тело становилось невидимым; это было похоже на ее незавершенное отражение, на тень, которая падает на воду.

    Люди испугались и выбежали из комнаты. Внизу они стали совещаться, и мать мужа О-Соно сказала:

    – Каждая женщина любит свои безделушки, и О-Соно также была очень привязана к своим вещам. Возможно, она вернулась, чтобы посмотреть на них. Умершие люди не делают этого, если их вещи отнести в храм округа. Если мы отнесем одежду и пояса О-Соно в храм, ее дух, вероятно, обретет покой.

    Все согласились, что это должно быть сделано как можно скорее. На следующее утро комод был освобожден и все украшения и одежда О-Соно были отнесены в храм. Но следующей ночью она снова возвратилась и, как и прежде, смотрела на танцу. Она возвращалась еще и еще, каждую ночь, и этот дом стал домом страха.

    Мать мужа О-Соно отправилась в храм округа, рассказала главному священнику все, то происходило, и попросила совета. Этот храм был храмом буддийской секты "дзэн", а главный священник был ученым старцем, известным как Даигэн Осё. Он сказал:

    – Должно быть что-то, о чем она беспокоится, в или около того танцу.

    – Но мы освободили все ящики комода, – ответила женщина. – В танцу ничего нет.

    – Хорошо, – сказал Даигэн Осе, – сегодня вечером я приду в ваш дом, проведу некоторое время в той комнате и посмотрю, что можно сделать. Вы должны распорядиться, чтобы никто не входил в комнату, пока я буду там, до тех пор, пока я не позову.

    После заката Даигэн Осе пришел в дом и вошел в комнату. Он оставался там один, читая сутры; до окончания часа Крысы[61] не происходило ничего странного. Затем перед танцу внезапно появилась фигура О-Соно. Ее лицо было задумчиво, и она смотрела на танцу.

    Священник произнес священное заклинание, которое употребляется в таких случаях, и затем, обращаясь к привидению по кайме[62] О-Соно, сказал:

    – Я пришел сюда, чтобы помочь вам. Возможно, в этом танцу есть что-то, о чем вы беспокоитесь. Могу ли я попробовать найти это для вас?

    Тень дала согласие едва заметным движением головы. Священник, поднявшись, открыл верхний ящик. Он был пустым. Затем он открыл второй, третий и четвертый ящики. Он тщательно обыскал их заднюю часть и дно, осмотрел внутреннюю часть сундука, но ничего не нашел. Однако фигура продолжала пристально смотреть на сундук. "Что ей нужно?" – думал священник. Внезапно ему в голову пришла мысль, что что-то было спрятано под бумагой, которой обиты ящики. Он удалил обивку первого ящика – ничего! Он удалил обивку второго и третьего ящиков – опять ничего. Но когда он удалил обивку нижнего ящика, то нашел письмо.

    – Это та вещь, которая беспокоила вас? – спросил он.

    Тень женщины направилась к нему. Ее тусклый взгляд был устремлен на письмо.

    – Могу я сжечь его ради вас? – спросил он.

    Она наклонила голову.

    – Письмо будет сожжено в храме утром, – пообещал он, – и никто не прочитает его, кроме меня.

    Привидение улыбнулось и исчезло.

    Наступал рассвет, когда священник спустился по лестнице и увидел всю семью, которая с тревогой ожидала его внизу.

    – Не беспокойтесь, – сказал он им. – Она больше не будет появляться.

    И она больше никогда не появлялась.

    Письмо было сожжено. Это было любовное письмо, полученное О-Соно во время ее учебы в Киото. Но только священник знал то, что было в нем. Тайна умерла вместе с ним.

    Продолжение
    Besucherzahler looking for love and marriage with russian brides
    счетчик посещений